— Правильный метод воспитания, — сказала мадам Сарла. — Если бы и теперь так воспитывали детей, в мире было бы чуть больше порядка.
Марсиаль возразил. Не то чтобы затронутая тема его особо занимала или у него были ясные идеи насчет воспитания детей. Плевать ему было на это, но ему хотелось разговаривать, спорить. В зависимости от обстоятельств и собеседника он мог бы с той же искренностью и горячностью защищать любую из двух противоположных точек зрения — как дисциплину, так и терпимость. Ему просто нравилось риторическое чередование доводов, четкие речевые периоды, нравилось выказать свою боеспособность. В такие минуты в нем просыпался трибун-южанин, и он иногда даже жалел, что не избрал политической карьеры, поскольку умел весьма ловко разглагольствовать, ничего толком не говоря.
В отличие от своего племянника мадам Сарла говорила только то, что думала, и принимала все услышанное за чистую монету, но хранила при этом невозмутимый и безмятежный вид, и убедить ее в чем-либо было решительно невозможно, как человека, которому доступны откровения свыше, и поэтому он не может принимать в расчет зыбкие суждения простых смертных.
Марсиаль заявил, что ослабление авторитета семьи благотворно влияет на психику (он употребил именно это слово) детей, которые теперь очаровательны в своей непосредственности. Отношения родителей с ними стали более естественными и откровенными. К тому же все равно уже не вернешь строгости прошлых лет. Ныне рождается новое общество, которое характеризует терпимость — permissive society (употребление американской социологической терминологии всегда производило впечатление). Марсиаль сам восторгался собственным красноречием. Потом ему пришло в голову, что его аудитория, быть может, не стоит таких усилий, а тут еще появилась Иветта с подносом в руках, и он временно перестал интересоваться будущим мира.
— Холодный ростбиф, пирог, крем и виноград, — объявила она.
— Превосходно! — воскликнул Марсиаль. — Настоящий маленький пир. Ты нас просто балуешь. Надеюсь, вы все проголодались.
Иветта, конечно, была голодна как волк после пяти часов непрерывных танцев. Дельфина сказала, что и она немного закусит, «чтобы составить тебе компанию». Мадам Сарла тут же выразила свое неодобрение этим сатрапским порядкам.
— Ну, брось, тетя, ты не откажешься съесть чуточку крема за компанию.
— Если ты так настаиваешь… Но все равно, слыханное ли это дело, есть в три часа утра?
— А разве не весело полуночничать? Надо же время от времени доставлять себе маленькие радости. Нам так уютно у тебя в комнате, так хорошо вчетвером!
Марсиаль произнес это своим самым обольстительным тоном, он чуть ли не ворковал.
— Когда ты чего-нибудь захочешь… — сказала Дельфина.
Иветта захватила десертные тарелочки, салфетки и приборы и раздала их всем.
— Бедный Фонсу тоже любил поесть среди ночи, — вздохнула мадам Сарла.
— Нет, правда? Я не знал этого. Значит, твой муж понимал толк в жизни, — произнес Марсиаль с невозмутимо серьезным видом.
— Иногда он вставал часа в два ночи, чтобы перехватить что-нибудь на кухне.
— Не может быть! Он мне становится все более и более симпатичен.
— А ведь вы, наверно, его хорошо кормили, — заметила Дельфина.
— Хорошо ли кормила? Да он у меня как сыр в масле катался! Но он не полнел и всегда был голоден. Такая уж у него была натура.
Тайком от мадам Сарла, которая как раз склонилась над тарелкой, Марсиаль, Дельфина и Иветта переглянулись. Уголки их губ дрогнули.
— Какой ростбиф вкусный! — воскликнула Иветта и засмеялась каким-то гортанным, вдруг прорвавшимся смехом, хотя, казалось бы, в ее словах ничего смешного не было.
— Убеждена, что ты сегодня обедала не так хорошо, как мы, — сказала Дельфина.
— Еще бы. Мы поели в бистро на Сен-Жермен.
— Неужели твой писатель не мог оказать тебе большую честь? — спросил Марсиаль.
Мадам Сарла подняла глаза на внучатую племянницу, ожидая ее ответа.
— Он предложил пойти в шикарный ресторан, но я предпочла бистро. Так забавнее.
— И он, конечно, не очень настаивал, — сказал Марсиаль. — Ведь вы же товарищи…
— Значит, теперь это официально называется товариществом? — И мадам Сарла снова уставилась в свою тарелку.
— Да… — ответила Иветта с улыбкой.
— Нам этого не понять, бедная моя тетя, — сказал Марсиаль. — Вы с Фонсу никогда не были товарищами? Не правда ли?
— Никогда. Мы ведь жили не в казарме.
Они все трое снова не смогли сдержать улыбки.
Однако Дельфина с тревогой поглядела на мужа, она догадалась, что Марсиаль хочет навести разговор на покойного Фонсу, и заранее трепетала. Ведь тетушкин образцовый супруг был в их семье неиссякаемым поводом для шуток. Всякий раз, когда мадам Сарла упоминала о «бедном Фонсу», об их счастливой любви или превозносила его добродетели, слушатели едва сдерживали смех. Поскольку мадам Сарла не делала из этого секрета, все знали, что их отношения в браке, к слову сказать, довольно позднем, были чисто платоническими: Фонсу после каких-то таинственных болезней потерял весь свой врожденный мужской запал. Но это обстоятельство не только не омрачало их любви, а, напротив, стало фундаментом их безоблачного счастья. Мадам Сарла уверяла, что была «абсолютно счастлива» со своим мужем. А раз она так говорила, приходилось ей верить на слово.
Внешность Альфонса Сарла была известна по фотографиям: невысокий благодушный человечек, с усами, непропорционально большими для его не такого уж внушительного вида.