Мыслящий тростник - Страница 74

Он решил в тот же вечер, после обеда, поговорить с Юбером.

Но в воскресенье Юбер обедать не пришел.

Днем позвонила Эмили. Взволнованным голосом, чуть ли не со слезами она сообщила, что Юбер накануне вечером расхворался. У него вдруг сделался жар. Началось даже что-то вроде бреда. Он заявил, что хочет уйти в монастырь — стать трапистом…

— Что?!

— Он сказал мне, что устал от суеты сует, что давно уже задумал удалиться от мира…

— Я выезжаю, Эмили. Скоро буду у вас.

Марсиаль повесил трубку, обернулся к Дельфине.

— Ты слышала? Юбер заболел. Говорит, что хочет уйти в монастырь…

Они уставились друг на друга, и каждый пытался прочесть на лице другого, что им — сокрушаться или смеяться. Дельфина отнеслась к делу серьезно.

— Бедняга Юбер! Наверное, он не на шутку расхворался, иначе…

— А мне сдается, что у него крупные неприятности.

— С чего ты взял?

— Месяц назад я зашел к нему и слышал обрывок телефонного разговора. Юбер был очень, очень расстроен. И говорил — я точно помню — о каких-то пропавших документах.

— А что это, по-твоему, такое?

— Не знаю. Может, он имеет доступ к секретным бумагам. Я уж начал подумывать, не в шпионаже ли дело.

Дельфина застыла — в ее глазах мелькнул страх. Боязнь скандала, газетной хроники, в которой будут трепать имя ее родных… Ведь каждый человек уверен, что подобные истории случаются только с другими…

— Это невозможно, — прошептала она.

— Может, я и ошибаюсь. Не надо впадать в панику. К тому же вот уже три недели Юбер с виду совершенно успокоился. Вспомни, в последний раз, когда мы обедали у них, он был даже весел… Ладно. Я все разузнаю.

Марсиаль сгорал от нетерпения. Интересно, в какой такой переплет попал его свояк? А может, он и в самом деле заболел…

Эмили встретила Марсиаля вся в слезах. Накануне в одиннадцать часов вечера Юберу позвонили по телефону. Эмили при разговоре не присутствовала и не знала, о чем шла речь, но, когда несколько минут спустя увидела мужа, она сразу поняла, что дело плохо. Юбер был бледен как полотно, глаза его блуждали. Он тотчас слег. У него начался жар. Он категорически отказался довериться Эмили. Несмотря на протесты больного, она вызвала врача. Но осмотр ничего не дал.

«Ясное дело, это шпионаж», — подумал Марсиаль и тут же представил себе газетные заголовки: «Видный государственный чиновник изобличен в шпионаже…» В эту минуту Марсиалю было бы очень трудно определить, что он в точности чувствует: волнение, жадное любопытство или сострадание к бедняге Юберу…

— Лучше я потолкую с ним наедине, — сказал он свояченице. — Может, со мной он будет откровеннее.

— Я и сама так думала.

Марсиаль вошел в спальню. Сам не зная почему, он взял тон этакого разбитного балагура.

— Ну а где же нимб? — воскликнул он, подходя к постели больного. — Я слыхал, ты решил удалиться в монастырь?

Но тут же осекся, пораженный видом Юбера. «Он сразу постарел лет на двадцать. Как видно, дело дрянь». Юбер поднял на него обведенные темными кругами, запавшие глаза, в которых затаились печаль и страх.

— Ах, это ты! — произнес он упавшим голосом.

Марсиаль присел на край кровати.

— Что ж это ты сплоховал, старина! Для будущего святого вид у тебя неважный…

— Оставь свои шуточки. Мне не до них. Где Эмили? — спросил он, понизив голос.

— В гостиной. Она решила оставить нас вдвоем. Что случилось, старина Юбер?

— Ты плотно закрыл дверь? Нас не могут подслушать?

— Говорю тебе, Эмили в гостиной… А дверь закрыта плотно, не беспокойся. Ну, так что с тобой такое — у тебя, говорят, лихорадка?

— Сейчас нет. А ночью была… Страшный приступ.

— И это началось прямо так — ни с того ни с сего?

Юбер вздохнул, отвел взгляд.

— Со мной случилось ужасное несчастье, — прошептал он.

Он помолчал. Потом перевел взгляд на свояка.

— Я пропал, — сказал он дрожащим голосом.

Марсиаль вдруг почувствовал пустоту в груди. «Юбер умирает». Он испугался почти так же, как если бы неумолимый приговор вынесли ему самому. Таинственный телефонный собеседник был, наверное, специалистом по каким-нибудь страшным болезням. На служебные неприятности Юбер намекнул из стыдливости, а может, из суеверия: то, что не названо словами, еще как бы отвратимо. «Документы такого рода», как видно, были рентгеновскими снимками… Марсиаль, сделав над собой усилие, заговорил непринужденным тоном.

— Не надо терять голову, Юбер. Медицина редко ставит абсолютно точный диагноз.

— При чем здесь медицина? — сказал больной, печально покачав головой.

Марсиаль ждал продолжения. После очередной паузы, тянувшейся несколько секунд, прозвучал еле слышный шепот;

— Меня арестуют.

— Это еще полбеды! — с облегчением воскликнул Марсиаль. (Все, что угодно, лишь бы не смерть.) — Ну, и напугал же ты меня! А я было решил, что ты уже одной ногой в могиле.

— Я бы предпочел лежать в могиле, — сказал Юбер мрачным топом, но, как всегда, изящно выговаривая слова.

Марсиаль едва удержался от смеха.

— Ну-ну! — весело проговорил он. — По мне, все, что угодно, лишь бы не смерть.

— А бесчестье?

— Фью! Если речь идет о чести, это ерунда. Особенно в наше время.

— Нет, не ерунда.

— Ты сказал, что тебя арестуют? Когда?

— Завтра, а может, сегодня вечером, а может, через полчаса. Полиция может нагрянуть в любую минуту.

— Представь себе, — вдруг перешел Марсиаль на светский тон, — я подозревал что-то в этом роде.