Мыслящий тростник - Страница 87

— Ах, вот ты о ком! — воскликнул Марсиаль, как будто только сейчас понял, о ком идет речь. — Да это же бедная девочка, которую я в тот вечер пригласил поужинать, потому что у нее не было ни гроша в кармане и она сутки ничего не ела. Клянусь тебе жизнью мамы, да нет, твоей собственной жизнью, между нами ничего нет, совершенно ничего! Я пригласил ее из жалости. Из чистого сострадания. Нет, в самом деле! Надеюсь, ты не вообразила… Я ведь все-таки не чудовище какое-то. И поверь, что по части женщин… Короче, это девчушка совсем не в моем вкусе, то есть ну совсем не в моем!.. Я просто хотел ей немного помочь. К тому же она назавтра уезжала в Испанию. Так, стало быть, ты нас видела, плутовка? И вместо того, чтобы подойти и мило поздороваться — поверь я ни капельки не смутился бы! — ты сбежала, будто подглядела, уж, право, не знаю что, какую-то непристойную сцену!.. Ну, скажу тебе, милая Иветта, хорошенького же ты мнения о своем отце!.. Впрочем, ладно, речь о тебе и о Реми Вьероне. Повторяю, меня шокирует эта разница в возрасте. Вдобавок то, что о нем говорят и чего он, впрочем, не скрывает… Короче, нам с мамой больно думать, что ты, может быть, попала… ну, в ловушку, что ли. Не думай, что мы на тебя за это сердимся, ничуть. Мы хотим помочь тебе избежать разочаровании…

Вместо того чтобы довериться ему, как это бывало прежде и должно было случиться и теперь, если бы мир не сошел с рельсов и если бы Марсиаль не стал жертвой проклятия, она яростно стряхнула с плеча его руку.

— Оставь меня в покое! — крикнула она. — Мне нечего тебе сказать.

Она отодвинулась от него. Марсиаль посмотрел на хорошенькое мрачное личико — из-под насупленных бровей хмурый взгляд. Выражение его лица тоже сразу изменилось. Ах, так! Его заигрывания отвергнуты, в его нежности не нуждаются, его больше не любят! Тогда — ненависть и разрушение! Рвись наружу, ярость, и затопи мир! Марсиаль встал. Заложив руки в карманы и не глядя на дочь, он заявил ледяным тоном:

— Я не одобряю твоих отношений с этим человеком.

— А мне все равно, одобряешь ты или нет…

— А мне все равно, совершеннолетняя ты или нет, по вкусу тебе то, что я говорю, или нет, — мое слово пока еще кое-что значит, и тебе придется меня выслушать. Я требую, чтобы ты перестала встречаться с Вьероном. Поняла?

— Я вольна встречаться с кем хочу.

— Не уверен…

— Я тебя не боюсь. Можешь побить меня, если хочешь. Я не уступлю.

Потрясенный шквальным разворотом ссоры, Марсиаль долгим недоверчивым взглядом посмотрел на дочь. Вцепившись руками в край дивана, выпрямившись, вздернув подбородок, она бросала ему вызов всей своей тоненькой, трепещущей, напряженной фигуркой. Никогда еще она не была так хороша. Марсиаль содрогнулся от восхищения. Вот это женщина! Неукротимая, готовая идти наперекор земле, небу и родному отцу. Достойная дочь римского легионера, Марсиаля, воинственное дитя Марса, как и он сам… Не будь она его родная дочь!.. Ну-ну. Умерим свой пыл. Переменим пластинку. Введем поток ярости в русло, пусть она забрызжет струйками сарказмов. Это будет еще оскорбительней, еще сладостнее… Марсиаль с шумом перевел дух, чтобы подавить возбуждение и овладеть бешенством, которое кипело в нем.

— Ах, вот что, это, оказывается, всерьез? — заговорил он ласковым, скрывавшим угрозу тоном. — Ради этого господина ты готова стерпеть, чтобы тебя побили? Ты, такая тонкая, умная, не станешь же ты уверять меня, что тебя и впрямь прельстил этот тип.

— Да что ты о нем знаешь? Ты его никогда не видел и даже не читал!

— Во-первых, читал. Во всяком случае, одну или две книги. Этого довольно, чтобы судить о его таланте. Потом, я видел его фотографии в газетах. И еще кое-что о нем слышал. Словом, получил довольно точное представление.

— А кто ты такой, чтобы о нем судить? — выкрикнула она с надрывом.

— Кто я? Марсиаль Англад. И я сужу о людях на основании тех представлений, которые мне внушили, когда мне было пять-шесть лет, они с тех пор не изменились. Я могу быть эгоистом, человеком легкомысленным, кем угодно. Но кто чего стоит, могу сказать тебе сразу, с первого взгляда, мне нет нужды справляться у других. Ты бы тоже могла разбираться в людях — даром, что ли, ты моя дочь. Ты не имеешь права ошибаться. Встретив такого вот Реми Вьерона, ты должна сразу сообразить, что это липа, туфта… А не влюбляться в шута горохового.

— Ты ему завидуешь! Ты всегда завидовал всем нашим друзьям!

— Было бы кому!.. Можно найти человеческие образчики и получше. Во всяком случае, получше тех ваших друзей, что я видел здесь… Священник, который надел сутану ради карьеры, потому что в бога он явно не верит… Стоит заговорить с ним о боге, и он на тебя и смотреть не желает… Встретив верующего, он готов на стенку лезть… Или, может, вспомним кучку паяцев, специализировавшихся на южноамериканской этнологии? Наглые паразиты, которые упиваются своими речами… А вы с Жан-Пьером тушуетесь перед ними — хотя они самые что ни на есть заурядные людишки, марионетки из породы всезнаек, от которых несет самодовольством и низкопоклонством. — Да, низкопоклонством перед модой, успехом, деньгами… Хорошие же вы оба простофили… — Марсиаль начал входить в раж, голос его гремел. — И это я-то завидую? Я в отчаянии, потому что мои дети ходят хвостом за этими паяцами… Вам с первого взгляда следовало бы понять, что они гроша ломаного не стоят. Судить о них с высоты Навайской башни в Сот-ан-Лабуре. То есть с огромной высоты. И держаться от них подальше. Иметь хоть каплю гордости…

— И дружить с такими ничтожествами, как твой приятель Феликс… Это все, что ты нам мог предложить по части интересных знакомств. Немудрено, что нам пришлось искать чего-то другого.