Мыслящий тростник - Страница 92

— Но ты и в самом деле допустил бестактность. Людям не первой молодости не следует напоминать об их возрасте.

— Ладно, допустим, я был неправ… Но меня поразили их вытянутые физиономии. Они молча переглянулись. Ей-богу, скажи я какую-нибудь грубость, они оскорбились бы меньше. И знаешь почему? Вовсе не потому, что я напомнил им, что в 2010 или 2020 году их уже не будет на свете. Это они и сами знают. А потому, что, напомнив им это публично, я… как бы это выразиться… подорвал их авторитет, понимаешь? Их значение. Авторитет и значение, какие они себе приписывают. Я вроде бы вытащил из-под них стул, когда они собирались сесть, и они плюхнулись задом на пол. Звания, титулы, почести, богатство, положение — фьюить! Все к черту! Всех ждет одно. Пляска смерти. А с этим нынешние люди не желают мириться. И сразу ты для них хам, грубиян… Зайдет речь о сексе — милости просим, тут никаких запретов нет. Можешь говорить любые непристойности — это никого не шокирует. Возьми, например, мою секретаршу, мадемуазель Ангульван — она с такой же легкостью произносит слово «бордель», с какой ее бабка говорила «будьте здоровы», когда кто-нибудь чихал. Завтра актрисы будут крупным планом показывать свой зад по телевизору и обойдутся даже без стыдливого белого квадрата на экране. Но смерть, — о, нет, это совсем другое!.. Человеку воспитанному о ней говорить возбраняется. Вот это непристойность. Единственное, что еще считается непристойностью.

За педелю до пасхи среди газетных объявлений Марсиалю случайно попалось на глаза имя — мадам Астине. Он сразу вспомнил пышнотелую красавицу, которая во время заупокойной мессы по Феликсу так отвлекала его мысли. За истекшие пять месяцев в его памяти ни разу не всплыло ни имя, ни внешность этой особы. Да и о Феликсе Марсиаль тоже не вспоминал. В том, что теперь он вдруг наткнулся на имя мадам Астине, Марсиаль увидел какое-то таинственное знамение. В былые времена в его родных краях многие верили, что мертвые страдают, когда их предают забвению, что они стараются поддерживать с нами связь, посылают нам весточки, которые надо уметь истолковать. Марсиаль, человек здравомыслящий, не разделял этих суеверий, но теперь, когда ему вдруг очень захотелось увидеть эту женщину, поспешил лицемерно объяснить свое любопытство данью памяти друга. «А ведь и правда, я совсем перестал думать о бедняге Феликсе. Ни разу не отнес цветов на его могилу — даже в День поминовения, а ведь это было всего две недели спустя после его смерти. Что за страшная душевная черствость! Я сознательно избегал вспоминать о нем, потому что затаил на него обиду — считал, будто он виноват в том, что жизнь меня обокрала… Бедняга Феликс! Это он-то, который так меня любил!.. Ладно. Заглажу свою вину. Пойду к этой женщине, которая наверняка тоже его любила. И мы помянем его добрым словом».

В маленьком газетном объявлении сообщался адрес и номер телефона гадалки. Не в силах больше ждать ни минуты, Марсиаль снял трубку. Контральто мадам Астине глубоко его взволновало. Многообещающий голос. Рык пантеры и воркованье голубки. Джунгли и сераль… Марсиаль спросил, не может ли она его принять нынче же вечером. Сначала мадам Астине немного поломалась: «Обычно я сама назначаю день…» Но Марсиаль сказал, что дело у него срочное. И она разрешила ему прийти в семь часов.

Повесив трубку, Марсиаль несколько мгновений задумчиво смотрел в одну точку. Потом едва заметно улыбнулся. «Ах ты грязный лицемер! Притворился, будто растроган, а ведь ты с самого начала знал, чего хочешь». Потом он сказал себе, что он человек с характером, если может, не дрогнув, заглянуть в самые страшные бездны собственной души. Да и в конце концов, хватит!.. Сколько можно копаться в своей совести, по мелочам взвешивать дурное и хорошее в своих побуждениях? Приходит возраст, когда человек должен принять себя таким, какой он есть — золото в смеси с дерьмом.

Мадам Астине встретила Марсиаля очень ласково. Он Заранее рисовал себе пещеру пифии, по традиции оснащенную совиными чучелами и стеклянными шарами, — ничего подобного: от маленькой гостиной в стиле 30-х годов веяло буржуазной добропорядочностью. Пока мадам Астине готовилась к сеансу, Марсиаль пожирал ее взглядом. А ведь и вправду потрясающая женщина! Монумент плоти. Ай да Феликс! Марсиаль рассеянно слушал, как она толкует свое гадание, нисколько не удивившись, когда она объявила, что в его жизни «было много женщин». Правда, он насторожился, услышав, что червонная дама (надо полагать, Дельфина) покорена трефовым королем. Мадам Астине уточнила кое-какие подробности, касающиеся этого персонажа. Лет около пятидесяти, весьма благовоспитан. Незаурядный человек. Можно сказать, даже исключительный, Он пользуется огромным влиянием на червонную даму… Однако греховной связи, может быть, между ними и нет. Пожалуй, это скорее идеальная, хотя и пылкая дружба, своего рода духовный союз. «Так и есть — почтительный друг, — подумал Марсиаль. — Я чувствовал, что дело нечиста». Но он решил, что возмущаться будет потом — в данную минуту его занимала только мадам Астине.

— Хотите, я теперь раскину вам гадальные карты? — спросила любезная пророчица.

Марсиаль отклонил ее предложение.

— Я пришел к вам не за этим, — сказал он. — Вы хорошо знали одного из моих близких друзей, он скончался пять месяцев назад. — И Марсиаль назвал Феликса.

— Так это вы Марсиаль? — воскликнула мадам Астине.

Марсиаль почувствовал живейшее волнение, как если бы Феликс вдруг воскрес и произнес его имя.

— Он так часто говорил мне о вас. Ах, дорогой мсье, если бы вы знали, как он вас любил! Вы были его кумиром.